Архив журнала

Русская баня для американца и немца

— Какие эксперименты показались наиболее интересными? Удалось ли вам сделать научные открытия? Что могут дать науке исследования с мухами-дрозофилами, которых вы привезли со станции?
 

М. Сураев: Эти мушки разлетелись по всей станции и мешали нам жить. Конечно, это шутка. На самом деле у нас только на российском сегменте проведено около 30 экспериментов. В принципе, это стандартный набор программ по самым разным направлениям, от фотографирования Земли и бытовых сюжетов до сложных экспериментов в области медицины, материаловедения, биотехнологии и др. Что касается мух, то они находились в специальном герметичном контейнере с питательной средой. Наша задача состояла в том, чтобы повесить контейнер на панель, обеспечить насекомым вентиляцию и все необходимые условия для жизни и потом доставить на Землю. И теперь уже ученые должны рассказать, что там получилось и каких результатов мы добились. У наших коллег тоже были интересные эксперименты, в том числе с рыбками.
 

Р. Вайзман: Очень много времени мы с Александром посвятили экспериментам с пламенем в главбоксе. И Макс, пролетая мимо, почувствовал запах и сказал: «О, шашлык!» Мы исследовали, как ведут себя ткани, металлы и другие материалы в условиях микрогравитации, в среде с пониженным содержанием кислорода в потоке воздуха. Первые такие эксперименты американские астронавты проводили еще на станции «Мир». Для нас это было очень интересно, потому что не каждый день удается зажигать огонь на космической станции.
 

А. Герст: Общее количество экспериментов на российском сегменте, европейском лабораторном модуле «Колумбус» и японском научно-исследовательском модуле «Кибо» достигает 160 в зависимости от того, кто из представителей космических агентств там летает. На европейском модуле проводилось около 40 научных исследований. Один из моих любимых экспериментов с рыбками проводился на японском модуле. Мы доставили этих рыбок на станцию и наблюдали за состоянием их мышечной и костной массы. Эти данные позволят нам узнать больше о процессах мышечной и костной дистрофии человека в невесомости. В конце полета мы вернули рыбок на Землю специалистам.
 

— На станции «Мир» работала замечательная фотокамера МКФ-6, разработанная совместно специалистами ГДР и СССР для многозональной космической фотосъемки в дневное и ночное время. Есть ли на МКС подобная аппаратура или вы используете только обыкновенные длиннофокусные фотоаппараты?
 

М. Сураев: На МКС мы работаем с обыкновенными профессиональными фотоаппаратами разных марок и с различными объективами. Кстати, Алекс и Рид даже делали замечательные фильмы, в которые включили и ночные съемки. Если грамотно настроить эту аппаратуру, то можно снимать и авроры — северные сияния, и ночные города. Но такой стационарной фотокамеры, как МКФ-6, на МКС нет. Но, я думаю, отсутствует и такая необходимость. Сейчас техника совсем другая.
 

— Максим, чем отличается ваш второй полет от первого?

М. Сураев: Конечно, второй проходит более осознанно. Хотя, может быть, чуть меньше впечатлений, потому что ты знаешь, что будет происходить. Но их все равно очень много. Ты уже понимаешь, где можешь ошибиться, и стараешься или обойти эти места, или выполнить их как можно лучше, так как уже имеешь опыт. За время моего отсутствия на МКС появились новый российский и американский модули. Если в прошлый раз к нам приходили два шаттла, то в этом полете к нам прилетали новые американские грузовые корабли Dragon и Cygnus. Мне было очень интересно наблюдать, как реагировали мои коллеги, которые впервые полетели в космос и увидели Землю в иллюминаторе, за их эмоциями, ощущениями и восторгом. То же самое было, когда мы прилетели на станцию. Ведь сколько бы мы ни тренировались и ни готовились на Земле, наши впечатления от настоящего космоса, от реальной огромной станции совсем другие и очень сильные и яркие. Когда человек впервые оказывается в невесомости, он пытается к ней приспособиться, пробует плавать, как рыбка. Наблюдать за этим очень интересно. От какого полета я получил больше удовольствия — даже не знаю. Наверное, я чувствовал себя комфортней все-таки во втором, благодаря и тому, что у меня был прекрасный экипаж.

— А каковы впечатления от первого полета у Александра и Рида?

Р. Вайзман: В космосе оказалось много вещей, которые я полюбил. Я впервые, вторым после Алекса, увидел Землю с высоты. Голубой горизонт и чернота космоса вокруг Земли выглядят потрясающе! Я учился жить в космосе. Мы часто ужинали вместе, а с Алексом выходили в открытый космос.
 

А. Герст (на этот раз по-русски): Я полностью согласен с Ридом. Конечно, когда летишь в космос в первый раз, ты еще не знаешь, как должно быть. Но через месяц я осознал, что у нас все не просто нормально, а замечательно. Мои друзья, с которыми я тренировался много лет, и на станции оказались классными. У нас была прекрасная атмосфера и замечательный, самый лучший в мире командир. Если бы у меня появилась возможность слетать в космос еще раз, я бы хотел это сделать в этом же экипаже.
 

— Александр, вы представитель нового поколения немецких астронавтов. Знакомы ли вы с Зигмундом Йеном, первым немецким космонавтом ГДР? Поддерживаете ли вы с ним контакт?
 

А. Герст: Конечно! Зигмунд Йен — мой большой друг и очень хороший человек. Мы с ним поддерживаем отношения. Я даже звонил ему из космоса. Для меня знакомство с ним — большая честь. Мы были у него дома и на даче. С ним интересно общаться, у него большой опыт. И я буду очень рад встретиться с ним, когда вернусь домой, в Германию.
 

М. Сураев: Насколько я помню, он пригласил к себе весь экипаж.
 

— Как вы себя чувствуете сейчас, спустя месяц после возвращения?
 

Р. Вайзман: После приземления мы чувствовали себя хорошо, может быть, были немного рассеянны. Но уже через полчаса пришли в себя. Сейчас благодаря занятиям на беговой дорожке и на других тренажерах мы находимся в отличной форме.

— Что вы делали в последние дни?

А. Герст: В принципе, мы делали то же самое, что и во время нашей подготовки в Звёздном городке: встречались с друзьями-космонавтами, их семьями, вместе ходили в гости и в разные места. Одна из наших любимых традиций — посещение русской бани. Мы провели там около 3 часов, говорили обо всем и хорошо провели время.
 

— Есть ли у космонавтов какие-то традиции, о которых мы не знаем?
 

М. Сураев: Это сложный вопрос. Я считаю, что чем опасней работа, чем больше она связана с риском, тем больше суеверий. Я вообще стараюсь не обращать внимания на приметы. Но когда твой корабль «Союз ТМА» имеет номер 13… Мы на тренировках написали число 13 римскими цифрами. Потом я узнал, что продолжительность полета — 166 суток. У каждого свои традиции, хитрости, суеверия. И всех мы вам, конечно, не раскроем. (Смеется.) Одна из традиций — это брать с собой в полет в качестве индикатора невесомости игрушку. Обычно их готовят наши дети. Я взял того же плюшевого львенка, что и в прошлый раз, а Алекс — мышку. Нашим индикатором невесомости стал маленький жираф Джирафетти, которого передали Риду его дочки. Эти маленькие вещицы напоминают о доме, о детях, семье и друзьях.
 

— А что вы еще брали с собой в космос?

М. Сураев: Только чай. (Смеется.) Много личных вещей не наберешь, потому что существует лимит по весу. Для российского космонавта это 1 кг, а для других — 1,5 кг. В основном это какие-то сувениры или дорогие сердцу предметы, например обручальные кольца, фотографии, письма. Многие друзья просят свозить в космос какой-то талисман. Конечно, мы соглашаемся. Килограмм — это не так много, поэтому берем что-то небольшое.
 

— Как вы готовились сами и как готовили российский сегмент к прибытию Елены Серовой — четвертой россиянки-космонавта?
 

М. Сураев: Я, например, перестал убирать на российском сегменте недели за 2 до стыковки — знал, что прилетит Лена и все сделает. (Смеется.) А если серьезно, то готовились к встрече новых членов экипажа, как обычно. То есть подготовили каюту, пропылесосили российский сегмент, почистили, навели порядок после предыдущего экипажа. Но не потому, что прилетит Лена, — это нормальная штатная процедура, чтобы те, кто прилетят, чувствовали себя, особенно в первые дни, в острый период адаптации, комфортно и легче.
 

— Чего, кроме, конечно, родных и близких, не хватало вам на орбите?
 

М. Сураев: Чего не хватало? Многих вещей, которые здесь, на Земле, кажутся обыденными. Например, просто сесть на стул, лечь на кровать и укрыться одеялом, набрать в ладони воды и умыться… То есть хотелось обычных земных радостей. Я прекрасно понимал, что на Земле проходит лето. Ведь мы прилетели в конце мая, а вернулись уже в ноябре. То есть лето и осень прошли мимо. Звонишь, предположим, родственникам или друзьям, а они говорят, что поехали на речку, или пошли за грибами, или устроили шашлыки. Или присылают фотографию: «Смотри, мы баню отремонтировали!» Конечно, всего этого хочется! Ты лишаешься этих обычных земных радостей и желаний. Но многое и приобретаешь! Многие друзья мне завидуют и говорят, что хотели бы хоть на минуточку почувствовать, что такое невесомость, поплавать, оттолкнувшись буквально одним пальцем, улететь куда хочешь, прилепиться к потолку и переночевать.
 

— Когда вы приземлились, не было ли мысли, что вы что-то не доделали и хочется полететь еще раз?
 

М. Сураев: Если ты что-то делаешь с увлечением и тебе предстоит выполнить огромный объем работы, всегда кажется, что не хватает еще денечка, еще бы хоть пару часов, чтобы сделать все, что планировал. Но это же перманентный процесс. Есть определенный рубеж, когда ты говоришь себе: «Стоп! Смена закончилась, пора ехать домой!»
 

— Александр, как вы следили за чемпионатом мира по футболу?
 

А. Герст: Было приятно, как на Земле, как дома, в кругу друзей смотреть футбол и болеть. Я думаю, это тоже важные моменты нашей космической жизни. Мы не имели возможности видеть матчи в прямом эфире и наблюдали за игрой только спустя какое-то время. Конечно, мы спорили, кто из команд победит и кому из нас придется побрить голову. Кроме Макса…
 

М. Сураев: Потому что можно было сделать это еще до начала чемпионата! После того как наша команда вылетела, я болел за сборную Германии, которая очень хорошо играла с самого начала.
 

А. Герст: Я заметил, что мы болели за команды своих друзей. Например, я болел за сборные России и США, естественно, если американцы не играли с командой Германии.
 

— Каковы ваши планы на будущее? Где бы вы хотели служить, что исследовать, в какой области развиваться?
 

М. Сураев: Я с детства мечтал стать космонавтом, поэтому останусь в отряде и постараюсь приносить пользу. О том, чтобы сменить род деятельности, я пока не думал. У нас сейчас идет период реабилитации после длительного космического полета, которая является частью нашей работы. Мы должны его закончить, а уже потом думать о дальнейших планах.
 

Р. Вайзман: Честно говоря, у меня нет никаких мыслей по этому поводу. Но я бы хотел слетать в космос еще раз. С Максом!
 

А. Герст: Я согласен, что еще рано принимать какое-то решение. Я останусь в отряде астронавтов ESA и очень хочу снова слетать на станцию. Но думаю, что снова попаду в космос не скоро.
 

— Видели ли вы что-то необычное, например НЛО или какое-то редкое явление?
 

М. Сураев: Это очень секретная информация, о которой нам нельзя рассказывать. Конечно, я шучу. На самом деле, очень много интересных вещей происходит и на нашей Земле. Это, например, северные сияния, отливы и приливы во время полнолуния, песчаные бури, извержения вулканов и многие другие явления.